«Ты самая специальная, я тоже непростой человек...»
МультFильмы. «Матросы».
«Ты очень милый парень, но таких как я больше нету.
Давай договоримся...»
Земфира. «Малыш».
Эта новость созрела у меня в голове 31 октября прошлого года. В этот день с самого утра весь город охватил страх.
Я приехал в старый город за компьютерными розетками. Подъехал к магазину, вынул магнитолу, открыл дверь и ступил на асфальт. Вы когда-нибудь наступали на асфальт? Твердый и ровный, серый и шершавый, он — надежная опора вашего равновесия. Но у меня под ногами было мягко. Более того, снизу послышался короткий «хлюп». Я отпрыгнул. Конечно, я испугался на уровне рефлексов. Я ждал ровного и твердого, а получил мягкое и бесформенное.
Не знаю, как ее звали, но теперь она была мертва. Внутренние органы ее лежали на сером асфальте и немного прилипли к моим кедам. Маленькая серая мышка и Алекс. Я тогда подумал, что день этот особенно зловещий.
После магазина я направился в университет. Когда я вылезал из машины, и уже не помнил ни о мышке, ни о ее детстве, — хрясь! Под ногой сложился одноразовый стаканчик. Я громко выругался. А потом замер и вспомнил девочек из кинотеатра. Тех самых, которые открывают завесу тайны отношений человека и смерти.
Если вы смотрели фильмы ужасов в кинотеатрах, вы знакомы с этими девушками. Их две или больше. Они смотрят страшный фильм. И они смеются. Когда из-за угла выскакивает чудище и откусывает половину головы героине, они начинают смеяться. Когда тело падает в грязь, когда окровавленные мозги ее вытекают в грязную лужу, они уже задыхаются от смеха.
И, получается, они такие храбрые, раз готовы осмеять любое чудовищное событие? Нет, не получается. И, получается, они потом могут всем говорить, как им было смешно на таком страшном кино. Да, могут.
Но им было страшно. Для многих не секрет, что такое поведение — типичная защитная реакция. Притом, когда осознаешь, что ты так убого защищался, а это все слышали, может стать очень стыдно. Меня такая реакция раздражает, но потом я вспоминаю всю эту историю со смехом и гнев мой сменяет снисходительность.
Но когда на месте сочного хоррора — настоящие несчастные случаи, настоящие смерти; снисхождения во мне не находится. В этих случаях на смену смеху приходит панибратское отношение к смерти. «Вот его и хлопнули». «Говорят, еще один бахнули». «Двоих он вроде зарезал». Как будто смерть — чья-то подружка, которую можно невзначай шлепать по попке, когда вдруг появится такое желание. Откуда такое отношение к смерти? Может, они встречаются с ней раз в неделю и обманывают каждый раз? Может у них так часто умирают близкие люди, что узнавая об очередной смерти они устало зевают, поэтому до других им и подавно дела нет?
Я вот всего этого не понимаю. Бытует мнение, что такое поведение лучше, чем паника. Подбодри себя и, если ты Моська, то лай на слона! И я, скрепя сердце, соглашусь. Это более безболезненно для всех, чем паника.
Но смерть это то, что заслуживает уважения. Я, как человек, желающий жить вечно, знаю это давно. Более того, она не просто заслуживает, она требует к себе уважения. Когда дураки паникуют, мне все ясно. Когда малодушные кокетничают со смертью, мне все ясно. Но когда умный человек позволяет себе такое, я злюсь. Злобой малодушного дурака.
Возможно, вы когда-нибудь бывали на похоронах и видели родственников умерших людей, а может сами были этими родственниками. Тогда вы знаете, что смерть человека это конец его пути. Славного или не очень. Долгого или не очень. Смерть — это конец истории человека. А история есть у каждого человека, даже у мертворожденного. А в конце любого пути можно сказать, что путь завершился. Ну, это логично. И только в конце пути близкие и знакомые умершего могут замереть (возможно, очень ненадолго) и понять, что путь был, и вот он кончился. Жена умершего мужа вспомнит знакомство, свадьбу, тяготы и радости совместной жизни. Родители (если им случится хоронить детей) вспомнят, как ребенок их учился читать, а однажды танцевал на школьном вечере. Коллеги вспомнят, что он был хорошим специалистом в своем деле. А если был плохим, они вспомнят, что он был никудышным. Но ведь был! А вот, уже нет. Один человек оставляет глубокий след в истории человечества, даже если его знают только соседи по подъезду.
И вот, в целях повышения самооценки, в целях самоуспокоения, в каких-то непонятных мне целях, кто-то говорит: «Ага, грохнули его. Зарезали где-то там, в подворотне. Ой, а может в подъезде. Не помню в общем».
А я слышу это и молчу, только непроизвольно губы поджимаю. И про себя прошу у смерти прощения за такое обращение, надеясь, что она услышит и простит.
