«Множеством беззаконий твоих в неправедной торговле твоей ты осквернил святилища твои;
и Я извлеку из среды тебя огонь, который и пожрет тебя:
и Я превращу тебя в пепел на земле перед глазами всех, видящих тебя».Библия, Книга пророка Иезекииля, Глава XXVI, Стих XVIII.
Есть на Земле в канадском городе Йэлоунайф один родильный дом. И случилось так, что утром 19 июня 2019 года ожидались роды у одной молодой кудрявой негритянки. Как только у нее начались схватки, стало ясно, что принимать роды будет акушер, которому кое-что не нравилось в поведении роженицы.
Молодая мисс Пентр никак не могла решиться, как же она будет рожать. А именно — делать ли Кесарево сечение или нет.
Стоит отметить, что к этому времени роды абсолютно во всех родильных домах Канады проходили безболезненно, а ажиотаж вокруг сечения возник в 2015 году. Тогда один пастырь католической церкви написал книгу «Божье и кесарево», которая имела хитросплетенный сюжет, положенный на теорию заговоров, Священное Писание и церковь. После этого он был отречен от священного сана. Платой за отречение стало огромное состояние, которое он заработал, всемирная известность и сифилис.
Политика популизма тех времен привела к принятию закона о том, что женщина могла «в самый последний момент» поменять естественные роды на кесарево сечение. Акушер презирал этого католика за то, что никогда не мог знать заренее, как будут проходить роды и не мог сам их полностью контролировать.
В предоперационной он вымыл руки до локтей. Медсестра помогла надеть перчатки. Он вошел в распашные двери операционной с полной готовностью встречать жизнь. На столе, еще со сложенными прямо ногами, лежала женщина, которая сегодня станет мамой и каждое утро 19 июня будет целовать в лоб свое чадо.
— Good morning, miss Peintre. How are you feeling?
— Normal. When it'll be over?
— Soon.
— Doc... I'm afraid. I didn't expect the birth pangs to be so damn painful.
— Rassurez, mademoiselle. Don't worry.
— Truelove, everything's ready?
— Yeah.
— Fine.
— Miss Peintre, there are some troubles. You've got high blood pressure.
— Merde...
— Nothing to worry about. You're going to have the Cesarean section.
Поправив очки, доктор проверил все ли необходимые инструменты лежат на своих местах. Несмотря на то, что с Хелен Трулав он проработал более 10 лет, он доверял только себе. Вторая медсестра молча стояла в углу операционной, зная, что доктор всегда очень кропотливо проверял готовность к операции.
Акушер всегда, вставая перед столиком с инструментами, прокручивал операцию у себя в голове. Он сделает поперечный надрез чуть выше лобка. Из-за красоты, которую желают сохранить женщины, ему часто приходится проводить операцию именно таким, не очень удобным методом поперечного разреза. Отказать им в этом можно только при больших осложнениях... Затем он сделает разрез на матке, чтобы извлечь ребенка. На все это у него 5 минут, после чего они с медсестрами вынут ребенка из матери вакуум-экстрактором и вколют в матку окситоцин для уменьшения кровопотери. После этого он своими руками удалит плаценту, зашьет матку одним рядом швов. Брюшину он не зашьет, только мышцы живота и кожу. Очень аккуратно кожу.
Так, а где рассасывающийся шовный материал?
— Truelove, where are the stitches?
Хелен молчала, но подошла вторая медсестра
— Here they are.
— Сomplete chaos! — угрюмо, но тихо сказал доктор, чтобы мисс Пентр не услышала его.
Когда секундная стрелка часов в кабинете доктора заканчивала отсчитывать десятую минуту двенадцтатого, глаза мисс Пентр вышли из орбит и грудь поднялась, чтобы сделать вдох. Грудь доктора опустилась, чтобы сделать выдох.
Началось.
Доктор взял скальпель и понял, что никак не может вдохнуть. Вдруг сделалось очень тихо.
Он рефлекторно отпустил скальпель, чтобы схватится руками за горло. Но, схватившись, он понял, что не испытывает неудобств из-за невозможности дыхания. За мгновение нельзя приучить себя к тому, что дышать не только не нужно, но и невозможно. Поэтому некоторое время спустя он все еще продолжал хвататься то за грудь, то за горло.
Доктор посмотрел вокруг. Люди замерли. Медсестры стояли со спокойными лицами. Не дышат. Но им почему-то все равно. Они и не двигаются.
Он поднял зеленую целлофановую простыню с мисс Пентр. И она замерла. И она не дышит.
В двадцати сантиметрах от пола висел выроненный доктором скальпель. В приступе безумства доктор начал судорожно описывать состояние скальпеля: «Летит», «Парит» или «Левитирует»?
Часы в кабинете доктора остановились и показывали 11:11, когда застывшая мисс Пентр начала рожать.
Акушер не мог и пошевелиться. Без какой-либо помощи с его стороны, мисс Пентр рожала ребенка. Это действо производило впечатление выхода личинки-паразита из тела своего хозяина.
Между ног роженицы показалась головка с черными прямыми волосами, аккуратно зачесанными назад. Высокий лоб, глаза. Стеклянные голубые глазки, которые искали доктора.
Доктор должен был издать какой-нибудь звук отчаяния, крик о помощи или хотя бы дикий вопль. Но воздуха не было, и он молчал. Доктор просто смотрел на это не моргая.
Появилось первое плечо. Кожа белая и гладкая, как будто после детского крема. Ни следа крови. Затем сразу второе плечо (правое).
На тельце нет сосков. Появившаяся ручка начинает помогать телу вылезать из мисс Пентр. Оно вылезло и предстало перед доктором. Пупка, половых органов на нем тоже не было. В остальном оно было похоже на человеческого ребенка.
Оно провело рукой по волосам по ходу укладки и сказало, обратившись к доктору:
— О, повитуха. Мое почтение.
Два ряда белых ровных зубов улыбнулись доктору. Но сказать он все-таки еще ничего не мог. И мешало ему не только отсутствие воздуха.
— Ах, простите, запамятовал.
Грудь доктора словно разжали. Он глубоко вдохнул и сказал вот что:
— Я эуууу...
— Хм. Повитуха - не то слово? Ну тогда здравствуй, Алекс Гусев, так кажется написано у тебя на бейдже?
Акушер Гусев посмотрел на место, где должна висеть его карточка, прекрасно понимая, что во время операции ее на нем быть не может. Ее на нем и не было. Она лежала на столе его кабинета, часы в котором показывали 11:11.
Взяв нам невуалирующий псевдоним ради красоты и гармонии я предложил написать новость о чем-нибудь противоположном.
Рафаэль мне попался совершенно случайно.
А так как история его более чем фундаментальна, то эта новость, конечно, только предыстория. :)